Мы с успехом выступили в Доме Ученых в Лесном и начали готовиться к поездке в Москву. Однако, тут выяснилось, что на время Фестиваля Москву решили закрыть. Без особого разрешения туда не продавались билеты, а тех, кто туда все же проникал, могли отловить на улице и выслать обратно. Мы рассматривали вопрос о том, чтобы добраться туда на электричках, но перед отъездом я решил позвонить Эсперанто-руководству Московского ССОДа, с которым у нас были предварительные договоренности. На этот раз мне уже не очень советовали ехать, а утром меня разбудил звонок из нашего отделения ССОД, и мне уже настоятельно не рекомендовали никуда ехать. Через некоторое время мне позвонил замдиректора Дома Ученых в Лесном и тоже настоятельно не советовал никуда ехать. Я сказал ему, что в такой ситуации мы решили и сами никуда не ехать, но через 5 минут он опять позвонил, видимо связавшись с кем-то, и сказал, что мы приняли правильное решение, но нет ли кого-нибудь, кто его еще не принял? Я заверил его в том, что все останутся дома, и все они от меня отстали, поскольку не знали о том, что двое членов нашего коллектива должны были приехать в Москву с Байкала, где они были так же на Эсперанто-мероприятии. У них все прошло успешно, они побывали на Эсперанто-встречах и в Москве, но без нас не выступали.

Как мы узнали позже, в том общежитии, где мы должны были остановиться, ночью был обыск - искали эсперантистов, причем милиционеры, пришедшие нас искать, видимо впервые услышали это слово. Той же осенью одна наша старейшая эсперантистка рассказывала, что к ней пришли люди из КГБ чтобы учиться Эсперанто. Видимо там решили восполнить пробел и закрыть эту зияющую брешь.

На осень Громов запланировал гастрольную поездку в Ригу на "Ora folio" (Золотой лист), главным организатором которого был бывший муж очаровательной Эсперанто-бардессы Наташи Берце. Наша программа была довольно разнообразной: помимо старинной музыки мы показали там то, что готовили для Москвы, а между этими отделениями мы показали шуточную интермедию, где я играл сурового дирижера, который выводил проштрафившихся хористов хора "Al eterno" (В вечность) одного за другим за сцену, слышался звук выстрела и в хоре становилось на одного человека меньше, а кончалась она тем, что последней оставалась самая скромная хористка, которую играла Марина Аксенова. Ее суровый дирижер последней уводил за сцену, слышался звук выстрела, после чего она выходила в ковбойской шляпе и с дымящимся пистолетом и произносила: "Arto postulas oferojn" (Искусство требует жертв). Успех был весьма заметным: Марина, которой по ходу этой интермедии пришлось принять все аплодисменты на себя, говорит, что ей в жизни никогда так не аплодировали. Реквизит для этой сцены пришлось искать на месте, и я попросил игрушечный пистолет у сына нашего рижского аспиранта Жени Можаева. На следующий день нам устроили прекрасную экскурсию по Риге.